"Умка и Броневичек" в Вальпургиеву ночь в Форпосте

Часть вторая

Из чёрного полуподвального зальчика, мимо дымящих, клубящихся завсегдатаев, мимо непредсказуемо в который раз изменившего имидж Гриши Фельдмана , мимо миниатюрной рыжей "чертовки" Ксюши (некогда бойко – не забалуешь! – сортировавшей посетителей на входе) прошмыгнула в ночь. Ещё прохладную, с проглядывающими сквозь плывущую кисею ночных облаков почти полной луной и звёздами. Что это? Обволокло теплой средиземноморской ночью и обдало пьяняще-сладким ароматом кустарниковых цветов, зажёгся ярко-зелёный светлячок в трещинах каменной ограды италийской виллы. Что за наваждение! Померещилось всё. Нет, просто атм жарили шашлыки на улице в   беседке с барбекю, говорят это было очень вкусное барбекю.

Справедливости ради скажу, что сердцем я помягчела вскоре – подействовало ли ведьмовское зелье? ай, воспринимать искусство через пелену дурмана или пьяную слезу весьма сомнительный путь! – как судить? в записи не слышала, а концерт концерту рознь. Зажмурила глаза, закинула голову – вверх убегает низкий потолок, раздвигаются стены до чёрт знает каких пределов, уже не охватишь взглядом сумрак необъятного зала. Подумаешь! Нам ли не знать про фокусы с пятым измерением? Уже тускнеют огни, но не утихли голоса. Чей-то бас приглушенно рокочет наискосок: "Десять лет не ставили "Мефистофиля" Бойто. Десять лет, потому что не было настоящего исполнителя. И вдруг Мефистофеля выписывают из Москвы. Да что у нас, своих Мефистофелей нет? Срам для всей Италии. Он будет освистан!" – предрекает бас. Второй голос с горечью возражает: "Он не дурак, заплатит из своих пятнадцати тысяч клаке господина Мартинетти." – "Точно, клака здесь всесильна. Уж мы-то знаем нравы этих театральных паразитов, прозванных "негодяями в желтых перчатках". Являются к каждому неизвестному артисту и диктуют условия, которые, дескать, обеспечат ему успех. Нужно только заплатить и дать несколько десятков билетов. А нет – свистки, крики, хлопки по ходу – и выступление сорвано." Несколько голосов горячо и возбужденно возражают: "Вы будто не слышали! Он прогнал их в шею, а они так и заявили, мол, этот сумасшедший русский пожалеет о своем отказе иметь с ними дело. Все только об этом скандале и толкуют, что такого не бывало, с тех пор как Милан стоит!"

Вот уже всё стихло, запели трубы, оркестр и хор благоговейно славят Всемогущего Творца. Внезапно резко полоснули по сердцу фаготы, и высоко вдали на фоне сгущающихся небесных красок возникла странная, как зловещая черная запятая, фигура с резкими, уродливыми очертаниями. Вот оно шевелится, поистине блажное детище Хаоса. Да, это Он! Первые же слова Мефистофеля "Ave, Signor", брошенное мощным, великолепным голосом, с иронией и сарказмом "Хвала, Господи!" повергают религиозных итальянцев в трепет.